Книга «ШИРОКО ШАГАЯ»
- Обложка
- Содержание
- 1968 г.
- 1977 г.
- 1978 г.
- 1979 г.
- 1980 г.
- 1981 г.
- 1982 г.
- 1983 г.
- 1984 г.
- 1985 г.
- 1986 г.
- 1987 г.
- 1989 г.
- 1990 г.
- 1991 г.
- 1992 г.
- 1993 г.
- 1994 г.
- 1995 г.
- 1996 г.
- 1997 г.
- 1999 г.
- 2000 г.
- 2001 г.
- 2002 г.
- 2004 г.
- 2006 г.
- 2007 г.
- 2008 г.
- 2009 г.
- 2010 г.
- 2011 г.
- 2012 г.
- Условные обозначения
ЧАЙ ВМЕСТО КОМПОТА
Подумайте сами, не удивительно ли это: вы говорите «Хочу здесь побывать» и вдруг оказываетесь за тысячи километров, в том месте, где остановился ваш палец, блуждающий по карте. Если не брать во внимание огромную работу по организации такого переноса; не учитывать десятки бумаг, которые нужно было составить, завизировать и подписать; забыть, сколько материала прочитано, отобрано и обработано; сколько карт, схем, рисунков переснято, исправлено, дополнено; и если, наконец, не думать, что группа должна быть обеспечена снаряжением, питанием, медикаментами и т.д., то и тогда все это кажется чудом.
Мы выбрали Корякское нагорье – район будущего путешествия – еще до того, как осенний ветер погнал по земле листья предыдущего года. Почему Корякское нагорье? Наверно, это было мальчишество – целый год копить деньги, пить чай вместо компота, чтобы потом отправиться в один из самых удаленных уголков Советского Союза. Мечта покажется тем более странной, когда вы взглянете на карту и увидите невысокие горные цепи, длинные подходы к ним, а климатическая карта поведает о громадном количестве осадков, выпадающих здесь именно летом. Знакомство с фотографиями более оптимистично: широкие речные долины, горные озера, блестящие ледники, многоцветная тундра. Хотя все это можно отыскать где-нибудь и поближе. Мы, тем не менее, вопреки всякой логике самозабвенно готовились к этому путешествию.
Увеличить схему маршрута по Корякскому нагорью
Полупустой автобус №14 катился с Московской горки по улице Куйбышева. Я стоял на задней площадке, и по моим щекам текли слезы. За поворотом осталась моя любимая Ирочка, которая через месяц ждала второго ребенка. Рядом с ней в коляске сидел Ванька и махал мне ручкой. Утром заведующий кафедрой Сергей Владимирович Грачев объявил, что отпуск заканчивающим аспирантуру в июле не полагается и я должен ходить на работу. После нудных препирательств он согласился на то, чтобы я принес из Спорткомитета бумагу о том, где и зачем я нахожусь. Председателя спорткомитета УПИ Тамары Александровны Покидовой как назло не было на месте. В конце концов, я раздобыл бланк спорткомитета, и письмо было готово.
– Как бы у тебя не вышло проблем с защитой диссертации, – сказал на прощание мой профессор.
Аэропорт «Тиличики» расположен в заливе Корфа на узкой песчаной косе, ее ширина около 500 м, а длина в десятки раз больше. Кажется, что самолет садится прямо в воду. Лишь за секунду перед ударом колес о пыльную полосу в иллюминаторе появляется земля.
Аэропортовский поселок именуется Корф (по имени залива Берингова моря, названного, в свою очередь, в 1885 г. в честь первого приамурского генерал-губернатора А.Н. Корфа), а Тиличики – это райцентр Олюторского района, расположенный на противоположном берегу лимана километрах в пяти. Туда ходит паром.
Все аэропорты на севере и востоке похожи один на другой, но здесь все же особенное место. До морского прибоя пятьдесят метров ходьбы. Прямо напротив косы синеют украшенные полосками снега горы полуострова Говена. Именно из-за них наползла хмарь, надолго задержавшая нас в Тиличиках.
Первая партия улетела санитарным рейсом через три дня. Я очень беспокоился за наших, поскольку был ураганный ветер. Когда вертолет прилетел обратно, он не мог сесть на летное поле. Едва он приближался к земле, как его порывами ветра подбрасывало вверх. После нескольких неудачных попыток он улетел в поселок, где сел на крохотный пятачок, защищенный от ветра постройками.
В Ачайваяме шел дождь. Адмирал по телефону установил связь с местными властями, и наш авангард был поселен в отдельную хибару, называющуюся гостиницей. Лучше, чем ничего, и значительно лучше, чем в аэропорту «Тиличики» – тихо, тепло и сухо.
Ачайваям, по наблюдением наших, выигрывает у Корфа по количеству кустарников и прочей растительности, но проигрывает в транспортных единицах на душу населения, выигрывает в количестве солнечных дней и терпит поражение в соревновании на число магазинов. Этот список можно продолжать бесконечно.
По первому впечатлению, здесь живут одни люди-аборигены, собаки и вороны. По второму – собак больше, чем людей. Завели и мы четвероногого друга. Рафинад окрестил его Бифштексом. Бросается в глаза огромное поголовье чаек. С каким достоинством они роются в отбросах на свалке!
В аэропорту «Тиличики» еще три дня было спокойно, к сожалению, даже слишком. Ничего кроме Як-40 не прилетало, а тем более не улетало. Вели курортный образ жизни: питание в столовой с видом на море, прогулки по берегу, вдыхание свежего морского воздуха, игра в карты, написание писем, отправка телеграмм.
Корф, по-видимому, порядочная погодная дыра. Вся гадость прилетает сюда откуда захочет и начинает носиться между нашим берегом и полуостровом Говена. Знатоки погоды все же считают, что улучшение должно произойти и рекорд аэропорта – 29 дней нелетной погоды подряд – побит не будет. Над Тихим океаном зарождаются циклоны, которые залетают сюда и портят всю погоду. Наш гадкий циклон кончается. Барометр повышается. Все будет в порядке.
Седьмого июля группа воссоединилась!
После обеда мы долго и не всегда удачно искали пути выхода на маршрут. Возникали и тут же рушились различные планы от выхода пешком до вылета вертолетом. В конце концов, достигли договоренности с четырьмя местными жителями, которые с утра подбросят нас на моторках километров на тридцать вверх по реке. Сделка была авансирована некоторым количеством спирта. Будем надеяться, что этот аванс выльется для нас завтра в моторные лодки.
Перед ужином нас посетила целая делегация во главе с громадным мужиком, которого мы окрестили Купцом. Он принес красной рыбы, после чего минут сорок ходил за мной с ведерной кружкой, выклянчивая спирт:
– Авансируй, начальник. Я к вашему возвращению бочку рыбы приготовлю. На материк увезете.
Местный пожарный Александр Рогожин позволил мне взглянуть на его двухкилометровку с грифом «Секретно». Отличная карта! Я попросил разрешения скопировать на кальку прибрежный район, о котором у нас вообще не было информации.
– Давай, черт с тобой! Только чтобы никто не видел, – разрешил огнеборец.
КУЛЬТУРНАЯ БАЗА
Долгожданный день старта. В 8.30 все сидели на рюкзаках и ждали наших новых ачайваямских друзей. Трое пришли, сгибаясь под тяжестью огромных канистр, ровно к 9.00, как и договаривались. Были некоторые сомнения относительно Леши Денисова, который после нашего аванса, по агентурным данным, принимал одеколон «Красная Москва». Но вскоре пришел и он, извергая ароматы дешевой парфюмерной фабрики. Долго грузились, тасовали груз, рассаживались по лодкам и, наконец, тронулись в путь.
Что такое плавание на моторке по реке Ачайваям, мы поняли довольно скоро. На первом же перекате было поломано два гребных винта. Остановки требовали прыжков за борт, и большая часть группы вымокла до пояса. Особенно отличились в этом плане Серега и Адмирал. Вскоре после переката у Лехи заглох мотор, задымился и окончательно отказал. Лехе была выдана его порция спирта, и он был самосплавом отправлен домой.
Долго скреблись на перекатах, лихорадочно прыгали за борт или на берег. Отличился Рафинад, который выпрыгнул за борт в том месте, где глубина была почти по горло. Этим он очень удивил и насмешил аборигенов. Так, рывками, с частыми остановками, мы двигались вверх по реке. Однажды в нашей лодке кончился бензин, и течение стремительно понесло нас вниз, расчесывая свисающими над водой деревьями. Кое-где на перекатах кажется, что лодка летит вперед, но, взглянув на берег, убеждаешься, что она едва справляется с течением.
Плавание закончилось, и вышли на берег. Ачайваям, в переводе с корякского языка, – «река без песка». Однако роскошный песчаный пляж в месте нашей выгрузки входит в некоторое противоречие с названием. Пообедали все вместе. Наши друзья за обедом выпили. После затянувшегося и несколько утомительного прощания мы тронулись в путь.
Маршрут путешествия нашей группы имеет форму восьмерки. Начало и конец в поселке Ачайваям. Точка пересечения – изба в месте крутого поворота долины реки Ачайваям на север. В избе нами была запланирована закладка продуктов. Верхушка восьмерки – массив горы Ледяной, а нижний ее край, дважды пересекая Олюторский хребет, соприкасается с берегом Тихого океана. Основными задачами похода были поставлены восхождения на горы Ледяную и Ледниковую, посещение бухты Северной Глубокой и разведка района высших вершин Олюторского хребта, о котором не имелось никакой информации, кроме воспоминаний свердловского путешественника Дмитрия Шляпникова, первым проложившего туристский маршрут по Корякскому нагорью в 1973 году. Он, пользуясь административной картой Камчатской области, прошел от Ачайваяма через горы к бухте Иматра, где его группу подобрали рыбаки.
Тундра, ровная как стол, раскинулась на десятки километров вокруг. Она покрыта невысокой растительностью: карликовая березка, голубика, толокнянка, пижма, злаковые, нередко можно встретить ирис и даже эдельвейсы. Кое-где встречаются небольшие скопления кедрового стланика и заросли ивы-чозении. Стланик – потомок третичной кедровой сосны, которая в связи с похолоданием климата особым образом приспособилась к тому, чтобы успешно переносить студеные зимние ветры. Поздней осенью стволы полегают и под покровом снега переносят самое суровое время года. Отдельные полосы более высоких деревьев, преимущественно душистого тополя, тянутся только вдоль рек.
Дорога вверх по Ачайваяму поначалу оказалась довольно сухой и шла вдали от реки. Здесь выяснилась первая особенность корякской тундры: здесь почти нет воды. За четыре тридцатиминутных перехода мы не встретили ни одного ручья и ни одного сколько-нибудь заметного ориентира. За таковой нельзя считать и широченную долину Вильлейкина, напротив которой мы шли почти весь день. На ночлег остановились на краю тундры, метрах в двухстах от реки. Прошли совсем немного, однако этого было достаточно, чтобы многие натерли мозоли на ногах, промокших во время водной эпопеи. Погода отличная – тихий теплый вечер.
Утром вся тундра затянута туманом, видимости почти нет. Очень легко сбиться с пути – всюду белое молоко и никаких ориентиров. На траве такая роса, что достаточно пройти метров пять, чтобы ноги промокли насквозь. С деревьев у реки капают крупные капли. Если бы не было вездеходной дороги, то ходить утром по тундре было бы практически невозможно.
Направляемся в сторону вездеходной дороги, с которой сошли вчера в поисках воды. Без дороги идти тяжело: приходится петлять между кочками, пробираться через площадки, заросшие карликовой березкой. С нашими мешками – тем более. Наконец, выходим на дорогу. Две колеи во мху и карликовых кустарниках – вот и вся наша трасса. И по ней не всегда просто идти. Постепенно достигли заболоченных участков, стало еще труднее. Болото чавкает, цепляется за ноги, мешает идти. С утра сильно донимают комары, а наша мазь от них практически не спасает, поскольку моментально смывается потом, и гнусные твари снова впиваются в тело.
Туман сполз в лощины и распадки и медленно растаял. Перед нами показались горы, к которым мы и идем. Склоны некоторых из них более богаты растительностью: много ивы, кедрача. А самые дальние горы украшены снегом.
Обед прошел великолепно. Долина в месте обеда суше, чем была до сих пор, и сильный ветер сдувает комаров. Ярко светит солнце.
За счет жесткой экономии нам удалось добиться веса рюкзаков в начале маршрута в 34–36 кг. Все равно они были главной темой разговоров в первые дни пути. Меня постоянно мучил вопрос, справедливо ли равномерно распределять груз между участниками, чей собственный вес разнится в 30–40 кг. Но если тяжеловес больше несет, то логично и кормить его плотнее, что совершенно недопустимо в условиях походного коммунизма.
Но пора продолжить наш путь. Когда я попробовал поднять свой рюкзак, то страшно удивился, что я сам нес его столько времени. А самое интересное было то, что я и дальше его понесу. Шаг за шагом, полчаса переход, 15 минут привал, снова полчаса переход. Руки под лямки – нагружаешь спину. Опускаешь лямки – нагрузка на плечи. Шаг за шагом – такое развлечение почти на месяц. Самое большое удовольствие в походе – скинуть надоевший спиногрыз.
Одну тридцатиминутную ходку не дошли (планировали пять, прошли четыре). Встали лагерем на обрыве возле реки. Вода есть, дрова есть, ветер сдувает комаров. Место замечательное! Уже близко хребет Ватына. Оглядываясь назад, видишь тундру до горизонта и понимаешь, что прошли все-таки много. Завтра, возможно, дойдем до места закладки продуктов на повороте Ачайваяма. Хорошо бы дойти, дальше будет легче.
За 7 переходов дошли до избы, где предполагали сделать закладку. По Корякскому нагорью разбросано несколько десятков изб, называемых культбазами. Они служат преимущественно для временного пристанища оленеводов, кочующих по бескрайним просторам тундры. Как правило, расстояние между избами выбирается с таким расчетом, чтобы его можно было преодолеть со стадом за один день. Культбазы умышленно располагаются на открытых местах либо у заметных ориентиров (курганов, крутых речных излучин, островков леса), чтобы путник сумел избежать лишних плутаний в непогоду.
Странное название культбазы получили в 1930 г., когда была построена культурная база для коренного населения, в которую входили школа-интернат, больница, магазин, клуб. Этот поселок в 1975 г. прекратил существование, а название так приглянулось местным жителям, что закрепилось за всеми отдельно стоящими избами.
Наша культбаза – добротная изба: сени, кухня, две комнаты с нарами, печка, столы, скамейки. Есть небольшой запас продуктов, спички, соль, курево, свечи. Рядом поленница дров. Крыша избы покрыта шифером, бревенчатые стены – рубероидом, который обит дранкой. Окна застеклены. На чердаке ящики, оленьи шкуры, какие-то тряпки и прочий хлам. Там мы и спрятали нашу закладку – продукты, которые будем потреблять в заключительной трети похода.
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ТВЕРДЫЙ СТАЛ БАЗАЛЬТОМ
После закладки перешли на режим движения 45+15 (45 минут идем, 15 отдыхаем, хронометрист Андрей Хлепетин невероятно педантичен). Переправились на левый берег Ачайваяма, по которому, оказалось, идти намного легче. Идем в основном по надпойменной террасе. Большие тополя уже не встречаются, хотя растительность по-прежнему богата.
По мере продвижения вверх по долине Ачайваяма горы становятся суровее, склоны их более безжизненны и скалисты. Выше впадения в Ачайваям крупных притоков Этельваяма и Манненваяма река становится доступной для переправы вброд в любом месте.
Погода нас явно балует. Сегодня весь день температура под 30o, к тому же, к всеобщей радости, во второй половине дня почти не стало комаров.
Благодаря Саше Твердому, большому любителю и знатоку геологии, нам удалось собрать неплохую коллекцию минералов. Именно поэтому вес наших рюкзаков уменьшался незначительно: на смену съеденной пище приходили новые и новые корякские раритеты. Саня, хотя и строитель, но призвание его – горы. Однажды под его родным Горячим Ключом он отыскал останки доисторического кита. С тех пор палеонтология также стала увлечением действительного члена Географического общества СССР и студента-заочника Краснодарского университета.
На дневке инициативная группа во главе с Саней ушла собирать образцы базальтов для выполнения задания Всесоюзного геологического института, организованного моим дядюшкой-академиком, а я бесцельно шатался по широкому благоухающему лугу в месте слияния трех основных истоков Ачайваяма. Был жаркий полдень. Над пестрым цветочным ковром жужжали полчища трудолюбивых насекомых. Они очень спешили, вероятно, имея неблагоприятный прогноз погоды. От раскаленных камней поднимался жар, сквозь его пелену вдали дрожали вершины Олюторского хребта.
Из Ачайваяма я захватил журнал с романом швейцарского писателя Макса Фриша, который стал пользоваться большой популярностью среди участников похода и стилем, и содержанием. Итак, по Максу Фришу, пером Саши Коржа, невольного участника геолого-разведочного выхода в день дневки.
Примечания.
1 Выходной день у туристов.
2 Вулканический кирпидон.
3 Человек, который живет в Краснодаре.
4 Большой любитель и знаток лейкопластыря.
5 Святая дева Мария.
6 Звуки расколовшихся базальтов.
7 Кличка человека, который живет в Краснодаре.
ГОРЯЧАЯ ЛЕДЯНАЯ
Изучая насекомых на столь чудесной дневке, я ожидал ухудшения погоды. Однако облачность хотя и была сплошной, но стояла высоко. Вершины Олюторского хребта ясно виднелись на горизонте. Прогнозирование погоды на Корякском нагорье – дело совершенно бесполезное. Все знают, что перистые облака, солнце, «садящееся в тучу», и т.д. являются приметами ухудшения погоды. Здесь же – на следующий день, как ни в чем, не бывало, светит солнце, и звереют комары да оводы.
Большинство местных жителей неукоснительно верит в четырехдневный погодный цикл. Их объяснения сводятся примерно к следующему. Где-то далеко над Тихим океаном каждые четыре дня зарождаются циклоны. Если они долетают до Камчатки, Корякии и Чукотки, то погода в этих районах портится. Если нет, – стоит хорошей. Иными словами, если в день, определенный по предыдущим наблюдениям как начало цикла, погода ухудшается, то ближайшие четыре дня ничего хорошего ждать не приходится. А если погода стоит солнечная, то, скорее всего, она и продержится те же сроки. Допускаются некоторые исключения из правил. Хочу сказать, что такая околонаучная методика предсказания погоды в целом выдержала испытание.
Разделили базальты и тронулись в путь. Первые две ходки мало отличались от предыдущих дней: те же кустики, кедровый стланик, тот же кочкарник по бортам долины, наконец, те же комары.
На третьей ходке вошли в царство камней. Вскоре убедились, что путь к нашему перевалу лежит вдоль хиленького ручейка. Без труда забираемся на перевал. Тур есть, банка есть, записки нет! Вероятно, местные оленеводы использовали в тех или иных целях записку наших предшественников. Нашу ждет та же учесть? Паша, писавший записку, был лаконичен и постарался зря бумагу не тратить.
В обед нашу команду посетила геошиза: все начали подбирать, крошить, толочь, долбить разные камни. На все вопросы Санька-Базальт неизменно отвечал: «Кварц!», чем, в конце концов, и остудил исследовательский пыл.
После обеда, завернув в долину правого притока Яелваяма, мы познакомились с Ледяной. С первого взгляда она напомнила мне Монгун-Тайгу: такой же снежный (или ледовый?) купол на вершине, такие же склоны, на которых снежники чередуются с осыпями. Весьма солидная скальная гора под названием Зуб расположена правее в гребне. Поднялись немного по ручью Ледяному вверх и остановились жить на травянистой полянке напротив грота в огромной наледи. Слева от нас высятся загадочные минареты местного хана.
Шли по травянистому склону, потом спустились в кулуар, забитый мелким черным щебнем. Потом попали то ли в карьер, то ли на законсервированную стройку. Везде валяются маленькие и большие камни. Все это хаотически разбросано, и пробираться здесь непросто. Далее поднимались по покрытому снегом склону цирка и, наконец, по отвратительной осыпи влезли на перевал Комсомольский. А там такая благодать: солнышко, снег, ветра почти нет и видимость прекрасная. Посидели и полезли на вершину.
– Подыхаю от жары, – сообщил я спутникам.
– А я – от красоты, – сказал Твердый.
Гора Ледяная имеет высоту 2562 м над уровнем моря. Не очень много. Но Корякское нагорье – не скопление пологих холмов. Это – горная страна, острые вершины, ледники, крутые склоны, отвесные скалы которой в совокупности с близостью Полярного круга придают ей вид сурового высокогорья.
Первые туристы пришли сюда в 1974 году. Из четырех групп, пытавшихся в том году штурмовать гору, лишь одна, зимой, ступила на ее обледенелый купол. Свою команду привел на вершину камчатский путешественник Константин Лангбурд. С тех пор около тридцати групп посетило этот район. Наибольший вклад в его освоение внесли известные туристы И. Востоков, Э. Мулдашев, Б. Ланда, С. Кабелев, Ю. Оксюк, Л. Стариковский. Фотокопия отчета уфимского офтальмолога Эрнста Мулдашева целый год служила моей библией.
К вершине с перевала мы забрались минут за 45. Все сразу оккупировали маленький пупырек с туром, из которого торчат ледовый крюк, обрывки какого-то флага и молоток с деревянной ручкой, испещренной всевозможными надписями. Рафинад вырезал на нем слово «Свердловск». Съели шоколадку и стали фотографироваться. Все нагорье перед нами. На небе ни облачка. Картина фантастическая! Термометр показал на вершине 240.
Мы с Пашей спустились готовить обед. Примус разожгли с ходу, но пока делили пайки, он решил взорваться. Клапан пробило, из него хлестало пламя. Примус потушили (его героически швырнул в снег подоспевший на помощь Рафинад) и с большим трудом раскочегарили снова. Завхоз Михалыч сказал, что будет либо суп, либо усиленный сухой паек. Мы выбрали последнее. Весь остаток дня огорченный Паша убеждал меня, что это было роковое легкомыслие:
– Бит нас облапошил!
Спуск был быстрый, но небезопасный. Стартовали один за другим, словно горнолыжники, и неслись вниз по мелкой осыпи, едва успевая выдирать ноги из каменных пут. Сапоги стирались со страшной силой. Пострадал Боря, ободравший при падении руку.
В конце крутого участка располагался огромный завал из крупных обломков скал. За ним появилась и тут же пропала в красивом снежном гроте река Чигайваям. На склонах Ледяной видели абсолютно бесподобный останец, напоминающий монумент в честь первого искусственного спутника Земли возле ВДНХ.
Местные жители перед походом пугали нас обилием медведей. Я боялся. Когда мы продирались через кустарник, я думал: «А вдруг он здесь? Его не видно, а мы на него наткнемся». И вот мы увидели медведя, точнее медведицу. Она шла по береговой террасе метрах в семидесяти от нас. Ветер дул так, что она нас не учуяла. Мы увидели ее первыми. В следующее мгновение я понял, что бегу. Потом я увидел, что меня обгоняют. Потом я заметил, что у нас в руках фотоаппараты. Затем я понял, что мы бежим совсем не от медведя... Медведица вышла из-за бугра прямо перед нами и от удивления села на землю. Началась лихорадочная фотосъемка. Потом она умчалась вверх по склону, а я вспомнил, что очень боюсь медведей.
КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ, ДОМ С ТРУБОЙ И ЛОСОСЕВЫЕ МОЛОКИ
Утром плотный туман и роса. Я призвал не торопиться, и мы не спеша пошли. Но двигались все быстрее и быстрее, вскоре набрав крейсерскую скорость.
– Черт побери, не неситесь как угорелые. Я теряю ориентировку: притоки с обеих сторон проносятся так быстро, что я не успеваю считать их и сверять с картой, – кричу бегущему народу.
Притоки сосчитать все же удалось, и мы подошли к щели, ведущей на перевал Разделяющий. Туман мало-помалу начал подниматься, превращаясь в облака. Перевал оказался примитивным. Каньоны, описанные Э. Мулдашевым, были завалены снегом, что облегчило нам подъем. С перевала открывается великолепная панорама Снегового хребта. Виден открытый ледник, а за ним вершина горы Ледниковой, которая то открывалась, то закрывалась рыхлыми облаками. Дул сильный ветер, и мы поспешили спуститься. Спуск простой, идти легко.
Конец этого дня ознаменовался интересным событием: мы встретили людей. Это были туристы из Петропавловска-Камчатского под руководством В. Тенуева. Их семеро, но суммарный возраст их группы лет на сто больше нашего, даже несмотря на то, что нас на одного больше. Еще одно обстоятельство отличало наши группы: мы выглядели просто дистрофиками, пожалуй, только я мог сравниться с самым худощавым из петропавловцев. Однако, несмотря на их солидность, мы ходим несколько быстрее. Их дневная норма – 15 км, а мы проходили и по 30. Не с голодухи ли мы так носимся? Их раскладка примерно в полтора раза тяжелее нашей.
Питерцы, как они себя называют, завтра так же, как и мы собираются сделать восхождение на Ледниковую. Они остановились примерно в одном километре от нас и вечером приходили в гости. Команда В. Тенуева угостила нас красной рыбой, которую мы добывать не умеем (несколько попыток Рафинада ловить ее на перекатах с помощью вилки, прикрепленной на конец шеста, успеха не имели). Наше гостеприимство было исчерпано дружеской беседой с песнями, а Михалыч переживал, что не стрельнул у них сигарет, так как они «курят что-то с фильтром».
На штурм Ледниковой (1802 м) вышло пять человек: Михалыч, Базальт, Паша, Боря и я. Вышли довольно рано, петропавловцев ждать не стали, они заявили, что любят поспать и выйдут позже. Почти до самой конечной морены шли по правому берегу левого притока реки Правая Ватына. С морены выходим на язык ледника. Открывается красивейший вид на цирк, окаймляющий ледник, перевалы Предледниковый, Промежуточный, Медвежий... Ледник намного эффектнее своих собратьев, окружающих гору Ледяную: там были скорее снежники, напоминающие ледники.
Гора Ледниковая тянет примерно на 2А. Вообще она напоминает дом с трубой: склоны – крыша, вершинная башня – труба. По куполу ледника подошли почти под отвесные стены вершины. Выходим на крутой скалистый гребень, по нему поднимаемся на хребет. Гребень сильно разрушен, огромные каменные чемоданы с грохотом уходят вниз. Сверху заметили несколько точек на языке ледника, они двигались в глубь цирка. Поняли, что это идут на восхождение петропавловцы.
Мы у предвершинной башни, на верхушке которой установлена вышка. При осмотре башни сделали заключение, что вершина вполне доступна. Для большей надежности навесили перила, через несколько минут все были у цели. Восхождение на Ледниковую – изюминка нашего путешествия. И открывшийся вид, и сама гора – все стоило затраченных сил.
На седловине между второстепенной и основной вершинами обнаружили тур. Предыдущие покорители – уфимские туристы под руководством Э. Мулдашева – были на вершине 8 лет назад. Наша записка пролежала в туре... 40 минут. Пришли питерцы. Они вышли на хребет несколько иначе, чем мы: сразу же с ледника они ушли на осыпной склон хребта и по осыпи поднялись на него.
Обратная дорога была проделана почти в два раза быстрее. Возвращались почти тем же путем. Только на ледник спустились по пути подъема петропавловцев. На одной из полян обнаружили море эдельвейсов.
Перевал из бассейна Ватыны в долину Ачайваяма называется Незаметный и полностью оправдывает свое название. Горы широко расступаются и образуют громадную аэродинамическую трубу – ветер, дующий навстречу почти валит с ног. В распадке лежит озеро Эпильчик, красивый водоем замысловатых очертаний.
Километрах в десяти к юго-западу от него стоит одинокий балок – передвижной домик на полозьях. Так мы попали в гости к ветеринару Александру Кольченко, обслуживающему стада оленей Пенжинского района. Ему 30 лет, он закончил Барнаульский сельскохозяйственный институт. В Корякии живет 7 лет.
– Хочу ли уезжать? Зачем? В отпуск ездил, в Сочи. В Анапе бывал. Чего хорошего? Народу тьма, жара. Больше не поеду. В Таловке лучше. Не верите? Приезжайте – убедитесь!
Вечером Рафинад, Боря и Саша Кольченко пошли рыбачить. Ужин вылился в настоящий праздник: такого количества красной рыбы, икры и хариусов никто из нас никогда не ел. Меню: уха из двух кижучей, напоминающая по густоте домашнюю солянку, жареная чавыча, икра малосольная пятиминутная (свежая икра отделяется от пленки, перемешивается с солью в течение пяти минут в крышке от примуса «Шмель-2», вываливается на марлю, тузлук подвешивается на полчаса), жареные лососевые молоки, хариусы в сухарях, чай с сахаром. Преследующее чувство постоянного голода, кажется, преодолено.
ЦЕЛЬ – ОКЕАН
Наступил беспросветный четырехдневный цикл.
18 июля. Пошел дождь.
19 июля. Погода ухудшается. Дождь шел всю ночь.
20 июля. Дождь продолжается, становится все противнее.
21 июля. Дождь идет весь день. Тучи бегают над тундрой, цепляясь за верхушки самых пологих и плоских возвышенностей.
Впереди культбаза с закладкой. Вон она, за рекой. Брод через Ачайваям почти по пояс, но течение, слава Богу, спокойное, да и мы от дождя уже давно мокрые насквозь. Серега первым открывает дверь и, стряхивая капли дождя, вваливается в дом. Раздается шум, проходит минута, и из избы один за другим выскакивают чукчи. Оленеводы со сна приняли Серегу за медведя, перепугались и едва не открыли огонь из своих ружей. Очухавшись, они почему-то мгновенно собрались и ушли куда-то в туман, дождь и холодную серость.
Снова жрали рыбу и икру. До отвала. Потом поползли спать. Кое-кто подумывал о предстоящем завтраке. Праздник живота заканчивался спокойно. Как хорошо сидеть в сухом и теплом домике.
Утром я для рекогносцировки залез на курган рядом с культбазой. Река разливается на десяток проток. Подойдя к ней, я наметил путь перехода, но в конце концов затащил группу в самое глубокое место, и часть людей на весь день была обеспечена водой в сапогах.
Мы шли долго по широкой тундре. Сначала было скучно, но дождя еще не было. Потом пошел дождь, пейзажи ожили. Мы миновали несколько живописных озер. Серега, правда, выразив общее мнение, сказал:
– В гробу я видел такую красоту, когда тяжелый рюкзак, холодно и идет дождь.
На обеде все рьяно бросились помогать дежурным. Ясно, что костер был разведен не быстрее, чем через час. Михалыч, проанализировав количество продуктов, выдал дополнительную пайку яичного порошка. Это хорошо, но три ложки на котел не слишком заметны. Суп снабдили еще кучей сомнительной полукопченой колбасы, которую тщательно проваривали. Туда же было спущено несколько водянистых грибов. Вкусно, но пересолили.
После обеда видимость ухудшилась: облака поползли еще ниже, а дождь полил с новой силой. Я чувствовал, что мы идем не туда, но куда нужно было идти, не знал. Тем не менее, я рассчитывал, что после болотистого перевальчика мы увидим прямолинейную узкую долину Аниваяма. Но последовал протрезвляющий апперкот: прямолинейная долина имела место, но река текла... нам навстречу! Где мы – никто не знал. Уже потом, в Ачайваяме с картой пожарника А. Рогожина, я разобрался в ситуации. Мы слишком рано покинули долину Умайолгиваяма (так называлась река, на которой мы обедали с яичным порошком) и, вместо того, чтобы идти по ней вверх еще километров пять, воспользовались привлекательным перевалом Болотистым. Он привел нас к Кадеккуну, текущему параллельно верховьям Аниваяма километрах в семи к юго-западу от него. Ниже Кадеккун разворачивается и впадает в Ачайваям неподалеку от устья Умайолгиваяма.
Поняв, что мы полностью заблудились, я решил встать на ночевку. Стратегия на следующий день предусматривала движение вверх по Кадеккуну до тех пор, пока возможно движение в юго-восточном направлении, а при первой удобной возможности следовало переваливать налево, в долину Аниваяма. На перевал вышли только на пятом переходе. Плоская седловина словно выложена камнями. Перевал назвали Мощеным. Склоны окрестных гор удивительно богаты родиолой розовой (золотым корнем).
После обеда вблизи перевала нам не удалось много пройти. Сначала вышли разногласия в том, где лучше идти – или поверху, или по руслу. Потом потеряли Пашу, затем по пояс в реку провалился Паштет. Дождь усилился, настроение испортилось. Встали на ночевку. Ужинаем внутри палатки. Первый раз. Дождь все льет. Борьба за существование продолжается.
Дождь шел всю ночь, а под утро начал утихомириваться. В спальнике местами образовалось болото, но вылезать под дождик все равно было сильно неохота.
Река Аниваям – одна из немногих, насквозь пересекающих Олюторский хребет, местами течет в глубоком живописном каньоне. Борта долины густо покрыты мокрыми ольховыми зарослями. Стволы деревьев причудливо переплетаются, образуя заслон всем, кто пытается выйти к океану. Обрывистые берега реки чередуются с зарослями непроходимой ивы-чозении, нависающей над водой словно животные, пришедшие на водопой.
До обеда шли то поверху, то понизу. Но все время неудачно. Дождя до обеда не было, и даже кое-где голубело небо. После обеда я изменил тактику: мы не стали спускаться вниз к реке, а пошли по склонам высоко над каньонами. Временами попадались осыпи из крупных камней, напоминающие Уральские горы. Здесь идти было просто замечательно.
В один прекрасный (без всякой иронии) момент, уже под вечер, мы увидели впереди гладь океана, над которой торчали сказочные островерхие горы. А под нами где-то в мрачной глубине ущелья бежал едва слышимый приток Аниваяма. Мы были обречены спускаться вниз. Крутой грязный склон, витиеватые стволы ольхи, густая чозения. Адмиральская гитара цепляется за деревья, Паштету мешает пробираться сквозь заросли станковый рюкзак: ветви так и норовят пролезть под раму и пленить путешественника.
Спустившись до притока, я допускаю ошибку. Здесь на ровной площадке следовало (и было уже пора по времени) остановиться на ночевку, но цель – океан, уже увиденная нами, замутила мой рассудок, и, попив чайку, я потащил всех дальше. Прорубились к реке и пошли прямо по руслу. Паша, Паштет и Серега тут же утонули. Паша с удвоенной энергией запел песенку «Сырая тяжесть сапога...». Впереди что-то тревожно ревело. Мы с Базальтом сходили на разведку и выяснили, что прохода по реке дальше нет – суровый обрывистый двухсторонний каньон.
– Разве что самосплавом на рюкзаках, – шутит Саня. Причем, вид его таков, словно он уже опробовал этот способ передвижения.
Снова лезем вверх, причем не просто вверх, а вверх через кусты, а это – большая разница. Случайно оказавшаяся здесь стая обезьян с радостным визгом кинулась бы искать среди нас своих родственников.
Выясняется, что белые ночи в пасмурную погоду мало чем отличаются от ночей на Урале. Ломимся во тьме на ощупь. Наконец, в полночь останавливаемся в каких-то зарослях, без разбора ставим палатку и мгновенно засыпаем.
Утром 24 июля уже через 30 минут после выхода оказались в бухте Глубокой. Мы вышли к берегу Тихого океана! Он действительно был тихим. Брызнул короткий дождь. Над водой между крутых гор, окруживших бухту, зажглась радуга, а по галечному пляжу тихо зашелестела волна.
Мы были полностью вознаграждены за все наши труды. Бухта Северная Глубокая – типичный фьорд, узкий (2–2,5 км) и глубоко (на 20 км) вдающийся в сушу залив. Ручьи, вытекающие из небольших каровых ледников, разбросанных по берегам фьорда, низвергаются шумными водопадами прямо в океан. Горные вершины отражаются в бухте шпилями, башнями. Крутые склоны рассечены глубокими ущельями. По кромке берега тянется замечательный пляж, устланный мелкой отборной галькой, за ним – ровные зеленые поляны, много дров из плавника, чайки и т.д. и т.п.
Во второй половине дня в бухту зашел корабль. Он вначале напугал нас, так как мы решили, что это пограничники (по имеющемуся у нас пропуску мы не имели права приближаться ближе, чем на 5 км к морской акватории). Но это оказались краболовы из Петропавловска. Боря пошел рыбачить, вскоре к нему подплыли на моторке несколько краболовов, которые начали ловить рыбу. Эта рыба перепала и нам.
Отличная дневка получилась в бухте Глубокой.
4 : 0
Кончилась наша дневка на океане. Вчерашняя обжираловка дала о себе знать: за завтраком впервые остался суп! Не доев пайки, еще неделю назад казавшиеся нам чрезвычайно скупыми, мы двинулись в путь. На втором переходе случился конфуз. Когда шедшие впереди Паша и Серега забурились в кустарник, задние товарищи, ничего не сообщив им, тихонько свалили на другой берег. Потом передовую двойку долго искали, кричали, свистели. Переправившись на другой берег, наконец, воссоединились. Выяснилось, что третий участник, потеряв из виду лидеров, не стал разыскивать их криками, а пошел своим путем, куда и увлек весь пелотон. Резюме: в зарослях не надо растягиваться, а заодно и нестись слишком быстро.
На выбранный нами перевал, что виднеется почти с пляжа, идут скотопрогонные тропы. Подъем на перевал от поворота долины Малого Аниваяма занял одну ходку. Тур на перевале не нашли. На широкой седловине долго искали место для тура и, найдя его, начали постройку. Почти готовый тур рухнул, едва не задавив нас. К счастью, обошлось без жертв, и тур мы построили.
Перевал необычайно красивый. Со стороны океана на него ведет скальный каньон со снежниками. Седловина – большое плато с озерами, окруженное крутыми склонами. Видны каровые ледники, впереди и сзади остро возвышаются вершины и зубчатые гребни. На спуске тоже есть озера.
Олюторские горы имеют какую-то специфическую красоту. Хребет Укэлаят, например, это – обычные горы, которые, по выражению Юры Иконникова, «везде одинаковые», а на Олюторском хребте все как-то иначе. Горы какие-то маленькие, но острые и суровые, архитектура их верхнего яруса имеет альпийский облик, хотя высотный уровень едва превышает 1500 метров.
После долгих споров перевал был назван Океанским, и ему была присвоена, тоже не без споров, категория 1А. Паша заявил, что такой категории перевал не заслуживает, он не более чем н/к (некатегорийный), да и тур складывать неэтично:
– Какое же это первопрохождение, если через эту седловину местные жители годами гоняют оленей (это видно по следам и тропам). Наверняка у них перевал давно имеет свое название.
К концу дневного перехода мы вышли к озеру Моренному. Приходится повторяться, но это озеро тоже очень красиво.
Рафинад приготовил великолепный ужин – макароны по-флотски. Это было прекрасно. У Сани завтра последний день отпуска, и он беспокоится, хотя старается это не показывать.
Из озера Моренного вытекает река Аловнаваям. Ее правый приток, долина которого имеет пригодное для нас направление, течет в каньоне а-ля Аниваям. Довольно долго пластались в его цепкой растительности, терпели нагрянувшую жару и омерзительных комаров. Михалыч с Саней-Базальтом пошли другим берегом. Ребята начали меня критиковать, что я распустил «стариков». А между тем было забавно наблюдать, как две фигурки выбирают себе путь на крутом противоположном склоне. Как на стадионе!
На ночевку встали над высоким грохочущим водопадом у основания южного склона горы Гребень (1568 м), высшей вершины Олюторского хребта. Перед сном я дал последние распоряжения насчет попытки восхождения на Гребень. Сказал, что если будет дождь, то подъем не состоится. Если в течение трех часов не сможем выйти на исходную точку – на плечо вершины, то также не будем испытывать судьбу, повернем назад. Честно говоря, на восхождение, на его реальность, я не рассчитывал. Тем более, что погода с вечера начинает портиться. Причем, довольно резко. Долина Кустовки затянулась какой-то мразью: то ли тучами, то ли туманом. Начал накрапывать мелкий дождь. Дежурные Паша с Борей также были предупреждены, что если будет гадкая погода, то личный состав не стоит будить в пять утра.
И вот рано утром мы все-таки выходим. Погода мерзкая. Облачность накрыла все соседние хребты и долины. Надеяться, что с вершины Гребня увидим красивейшие панорамы, уже нельзя. Остается только спортивная сторона мероприятия. Я долго не верил в успех, тем более что минут через десять после выхода из лагеря все вокруг заволокло плотным туманом, посыпал мелкий холодный дождь. Шли почти наобум. Скалы Гребня прочнее, по сравнению с Ледяной и Ледниковой, но в эту погоду и они опасны для лазания.
Двурогий останец обходим справа. По наклонным полкам, осыпям и скалам выходим к основанию осыпного кулуара. Сверху катятся мелкие камни. Минуем кулуар по одному. Остальные укрываются за массивным выступом скалы. Выше кулуара по широкому камину возвращаемся на гребень.
Медленно передвигаемся от одного скального бастиона к другому, более высокому. Под одним из жандармов находим доску и несколько пустых консервных банок – свидетельство того, что здесь до нас уже кто-то был. Через некоторое время, преодолев еще несколько каминов различного калибра, сквозь завесу тумана увидели вершину.
На вершине установлено подобие триангуляционного пункта, а вернее, из камней просто торчит стальная труба. Рядом валяются доски, по-видимому, для изготовления треноги, но что-то помешало геодезистам соорудить ее. Складываем из досок скамейки. Записки на вершине нет. Нет и тура. Среди туристов мы сюда пришли первыми. Все довольны. Только Паша говорит:
– Опять неудача, здесь кто-то побывал до нас!
Спуск оказался в тысячу раз труднее подъема. Скользили по скалам, часто теряли ориентиры, не могли никак найти гребень, по которому осуществляли подъем. Ребята, оставшиеся в лагере, тоже начали беспокоиться, били в металлическую миску половником, чтобы мы правильно определили место нахождения лагеря. И не зря: лагерь мы проскочили, но когда поняли это, стали орать во всю глотку, и нас услышали.
В ожидании обеда я уснул, мне снились дом, Ирочка, Ваня, моя мама, блинчики с мясом и луком.
После обеда мы в сплошном тумане выходим к перевалу на Майнымиргепиль, минуем цепь озер, опять же в сплошном тумане. Только когда самая сложная часть была пройдена и мы оказались в бассейне Ачайваяма, туман рассеялся. Создалось впечатление, что местные духи просто проверяли нас на прочность погодой.
Поход подходит к концу, программа-максимум выполнена: все четыре задачи путешествия решены без единого прокола. Осталось только добраться до Ачайваяма, но это уже чистая ходовуха.
В долинах Майнымиргепиля и Каймиргепиля полно грибов. Подберезовики. По ним скользко идти, и ни одного червивого!
После грибного ужина нас развлекали медведи. Они радовались жизни метрах в трехстах от нас, не обращая на яркую палатку никакого внимания. Поначалу они бегали, прыгали и ласкались, потом занялись любовью. Мы же вначале тревожились, а позже, отбросив опасения, принялись наблюдать за ними в подзорную трубу.
Последний ходовой день. В палатку влетал дико холодный ветер. Я спал на боку, у меня страшно замерзла спина, потому что молния на спальнике раскрылась. Холоднее, кажется, еще не было. Удивительно быстро поели, собрались и пошли. Купец еще до похода говорил, что он доходил от культбазы на Вильлейкине до Ачайваяма с двумя зайцами, карабином, куропаткой и под этим делом (он проводил гигантским пальцем по своей бычьей шее) за 8 часов. На это же время ориентировался и я.
Поначалу все шло классно. Дорога бежала в соответствии со схемой Д. Шляпникова: сначала вдоль Вильлейкина, затем, круто поворачивая, она должна была уходить в распадок, образуемый Горелой сопкой и соседней горой. Вдоль Вильлейкина она шла, но при этом и не собиралась никуда поворачивать. В конце концов, на противоположном берегу Ачайваяма показался балок, от которого мы начали путешествие. Стало ясно, что мы прощелкали поворот. Как это могло произойти – загадка. Принимаю решение идти напролом в сторону Горелой сопки. Первой жертвой моего волюнтаризма оказывается Адмирал, по пояс провалившийся в противную жижу.
Два часа мы шлепаем по болотам. Вспоминается Гримпенская трясина, Стэплтон, собака Баскервилей. Не хватает только фирменного протяжного вопля Вовы Гольцева.
Наконец, появляются положительные моменты в плутании. На солнцепеке поспела морошка. Переходы сокращаются, стоянки катастрофически возрастают. Начинает пучить живот. Сообщаю об этом Сереге, но он почему-то не обращает ни малейшего внимания, лопает ягоды за обе щеки и посылает меня подальше. Делать нечего – иду дальше.
Выходим на дорогу, огибаем Горелую сопку, впереди слышен шум поселка. С противоположного берега к нам идет моторная лодка. Рукопожатия. Все!
- Обложка
- Содержание
- 1968 г.
- 1977 г.
- 1978 г.
- 1979 г.
- 1980 г.
- 1981 г.
- 1982 г.
- 1983 г.
- 1984 г.
- 1985 г.
- 1986 г.
- 1987 г.
- 1989 г.
- 1990 г.
- 1991 г.
- 1992 г.
- 1993 г.
- 1994 г.
- 1995 г.
- 1996 г.
- 1997 г.
- 1999 г.
- 2000 г.
- 2001 г.
- 2002 г.
- 2004 г.
- 2006 г.
- 2007 г.
- 2008 г.
- 2009 г.
- 2010 г.
- 2011 г.
- 2012 г.
- Условные обозначения