Книга «ШИРОКО ШАГАЯ»

Дух бродяжничества, или ген, отвечающий за тягу к перемене мест, думаю, присутствует у каждого человека, но у кого-то он пребывает в состоянии коматоза, а других, подобно шилу, постоянно заставляет собираться в дорогу. Сначала я думал, что привычка к путешествиям пришла ко мне от мамы, которая, будучи главным инженером солидного проектного института, много ездила по командировкам и нередко брала меня с собой. Также мы постоянно ездили с ней в Крым и в Москву к родственникам. Позднее мне в руки попал огромный атлас, в котором также проявилась и папина склонность к перемещениям: он мягким карандашом педантично наносил маршруты своих поездок по нашей необъятной стране…

Во время учебы в УПИ в летние каникулы я был весьма свободен, поскольку стройотряда был недостоин, а обязательная отработка на объектах народного хозяйства занимала не больше одного месяца. Так я объездил города Урала и прилегающих регионов. Вершиной данного чемоданного туризма явилась глобальная поездка вдвоем с моим другом Володей Белоглазовым по советским столицам в июле 1977 года. Мы посетили Москву, Ленинград, Ригу, Таллин и Тбилиси. О ней и рассказ.

От поездки сохранилось около сотни потертых и выцветших 35-миллиметровых слайдов в мохнатых картонных рамочках и малюсенькая записная книжечка размером 4,5 на 6 сантиметров с краткими путевыми заметками. Ими я и пользуюсь теперь, 36 с половиной лет спустя.

В Москву мы приехали 30 июня на поезде и жили отдельно, каждый у своих родственников. Посещение главной столицы включало джентльменский набор: Красная площадь, Кремль, собор Василия Блаженного, Политехнический музей, Арбат и Калининский проспект, ВДНХ. Но были и отступления от правил: закусочная «Севан», магазин «Березка». Половину одного из дней, по инициативе Володи, простояли в очереди в граммофонном магазине на улице 25 Октября за новой дефицитнейшей пластинкой буржуйской группы «АББА».

Небольшое количество наличных денег мною было спрятано в маленьком кармане в трусах. Основные средства были размещены не менее надежно в нескольких аккредитивах на 40–50 рублей каждый. Такими мы были тогда продвинутыми! Тридцать лет спустя я не буду иметь банковской карты и предпочту хрустящий нал. Попутно отвечу на вопрос, откуда у нас было рублей по 500 денег. Про Володю не знаю, а мне дала мама. Она иногда спрашивала:

– Колюша, может, тебе в поездку деньги нужны?

– Да, мама, если честно, не помешали бы!

– Сколько?

– Ну …рублей 300!

– У меня столько нет! Надо снять с книжки. Придешь завтра?

Мне стыдно говорить об этом сейчас, но мне совершенно не было стыдно тогда!

Посмотрели в модном кинотеатре «Россия» фильм «Картуш». После Жана-Поля Бельмондо и Жана Рошфора мы купили подарки своим и отправили их посылкой в Свердловск. Свободные пространства были утыканы дефицитнейшими апельсинами. Я запихал в почтовое отправление также всю свою грязную одежду. По-моему, и носки в том числе. Такая смесь запахов ушла на Родину!

Поздно вечером 5 июля мы уехали в Ленинград на поезде №36. В городе разместились у моего дяди, профессора и доктора наук Дмитрия Васильевича Рундквиста, позже ставшего академиком АН, Президентом Российского минералогического общества, лауреатом Демидовской премии и т.д., и т.д. Его семья жила тогда на 11-й линии Васильевского острова. Эта квартира стала нашим базовым лагерем. Из нее мы съездили дикарями в Ригу, совершили трехдневный автобусный тур в Таллин и после всего этого улетели в Тбилиси. Ну, конечно, и по Питеру с окрестностями прошлись!

До третьего класса я учился в Ленинграде, поэтому у меня осталось тут много друзей детства. Все они жили в доме №10 по улице Весельной, в Гавани, на Васильевском острове. Среди них Володя Алексеев, Саша и Лена Викманы, Юра Морозов, Игорь Корчной и др. С первыми мы легко встретились, а Игорь (сын знаменитого шахматиста Виктора Корчного) исчез из поля зрения. Ситуация осложнялась тем, что за год до описываемых событий Виктор Львович уехал в Голландию и остался там насовсем. Чтобы иметь возможность оказывать давление на гроссмейстера перед его очередным матчем с Карповым, КГБ начал активную кампанию против Игоря, пытаясь посадить его в тюрьму за уклонение от службы в армии. Таким образом, его хотели видеть не только мы, но и милиция, которая объявила его во всесоюзный розыск. Во время нашего визита в Ленинград он скрывался у друзей в разных городах СССР. Об этом, естественно, мы узнали много позже.

Володя Алексеев, как и мы, учился в институте и вскоре женился, Саша-красавец был в морской военной форме, оболтус Морозов заявил, что вообще не помнит меня, а Лена, оценив ситуацию, побежала в магазин.

В цифропамятный четверг 7.7.77 дядя Дима катал нас по Ленинграду на машине. В пятницу мы вчетвером (дочки дяди Димы, то есть мои сестренки Оля и Наташа плюс мы с Володей) весьма теплой компанией гуляли по набережным Невы, по Невскому, а потом пошли в кинотеатр на фильм «Розыгрыш» малоизвестного режиссера Владимира Меньшова с каким-то Дмитрием Харатьяном в одной из главных ролей. К моему удивлению, фильм вызвал горячие споры. Я сказал, что он является неплохой рекламой пленки «Свема», на которую был снят. На меня накинулись и заявили, что я не понял кинокартины, поэтому говорю всякую ерунду.

Выходные мы большой компанией провели у дяди Димы на даче во Всеволожске. В паузах между едой мы играли в бадминтон, настольный теннис и еще какие-то подвижные игры. Вечером в воскресенье отправились в Ленинград на стадион имени Кирова на четвертьфинал Кубка СССР по футболу. «Зенит» принимал донецкий «Шахтер». Хозяева выиграли по пенальти, но запомнился забавный эпизод. Игра была скучноватой, и мы поднялись за мороженым. Пока мы стояли спиной к полю, «Шахтер» забил гол. Стадион на это никак не прореагировал, мы даже не поняли, что счет изменился, и оставались в неведении минут 10, пока с удивлением не обнаружили загадочные цифры на табло и не расспросили соседей.

В Ригу вылетели 12 июля в 20.40 на самолете АН-24 из аэропорта «Ржевка». Прилетели поздно и вынужденно провели ночь на железнодорожном вокзале. Утром нас, злых и невыспавшихся, схватил некий беззубый дед и отвез в какую-то дешевую халупу на окраине города. Далее он же вызвался сопроводить нас в Юрмалу и выступить там экскурсоводом. Размер заранее оговоренного гонорара составлял его транспортные расходы плюс стакан портвейна, который мы должны были ему поднести в конечной точке путешествия.

Столица Латвии мне понравилась. Она была необычной. Узкие улочки, надписи на латинице, старинные дома, соборы, сад скульптур, художественный музей, кладбище… Все говорили, что Рига – европейский город. Ну, если так, то, значит, и вся Европа симпатична. Может, когда-нибудь и там побываем!

Церковь Святого Петра – одна из главных достопримечательностей Риги. Церковь знаменита своим оригинальным шпилем. Великолепная панорама города открылась нам со смотровой площадки на высоте 71 метра. Домский собор – второй символ, его изображение присутствует на сувенирной продукции. Среди других достопримечательностей помню Пороховую башню и первую в городе улицу Скарню.

В Риге очаровала вежливость продавцов. Вершина торгового обаяния пришлась на симпатичную блондинку в небольшом книжном магазине в центре города и вылилась в покупку мною нескольких совершенно не нужных книг. Например, каталога почтовых марок и сборника занимательных рассказов о редких животных.

16 июля вечером отправились поездом обратно в Ленинград, а на следующий день у нас имелись билеты на автобусную экскурсию в Таллин с двумя ночевками в 9-местном номере гостиницы «Тооме» в центре города. В Таллине пасмурно, слякотно и холодно. В первый день посетили номенклатурные туристические объекты, включая могилу знаменитого эстонского гроссмейстера Пауля Кереса, а во второй была автобусная экскурсия. Запомнилась гордая фраза эстонской экскурсоводши:

– У нас в городе в 1980 году будет прохОдить большая олимпийская рЫгата!

20 июля вернулись в Ленинград, а 22-го прибыли в Тбилиси. Сестры моего деда по материнской линии, Николая Михайловича Фомина, уехали в молодости в Грузию и повыходили там замуж. Благодаря этому я имею грузинских братика Зури (Зураба) и сестренку Нато (Наталью) Шавердашвили. Мы заранее списались, и вот теперь спускаемся по трапу самолета. После Ленинграда здесь чудовищно жарко!

– Коля, Володя! Коля, Володя! Коля, Володя! – кричат всем выходящим из зала прибытия две благообразные бабушки. Так они разыскивают нас. Ведь мы ранее никогда не встречались! Объятия, поцелуи и все прочее, соответствующее моменту. Несемся в такси на улицу Гветадзе, где живет тетя Лиза. Стол там ломится от яств. Хачапури, чахохбили, лобио, чанахи, сациви, ачма, баклажаны жареные, цыпленок табака и прочее, прочее… Всех названий не помню. Вот оно, знаменитое грузинское гостеприимство!

На следующий день мы пришли на 78-тысячный стадион имени В.И. Ленина часа за 2 до начала матча «Динамо» (Тбилиси) – «Заря» (Ворошиловград), но там уже сидело не меньше 10–15 тысяч зрителей.

– Похоже, здесь не принято работать! – сказал Володя.

Я согласился:

– Такое впечатление, что они никуда не уходили после вчерашней игры дублеров!

Футбол был разочаровывающе скучен. Я откровенно зевал во весь рот, почти не стесняясь окружающих. Чемпионат 1977 года вошел в историю рекордным количеством ничейных результатов, что годы спустя объяснялось большим числом договорных матчей. Уже на следующий год был введен лимит на ничьи. Очки командам начислялись только за первые 8 ничейных результатов.

Игра в Тбилиси 23 июля вызвала интерес зрителей только на последних секундах при счете 0:0. А лучше бы и не вызывала! «Динамо» пошло в атаку, пересекло середину поля и рвануло к ворошиловградским воротам. Судья развернулся к этому эпизоду спиной и дал финальный свисток. Не знаю, по какой причине, но грузины не остановились, а довели атаку до конца и забили гол! Естественно он не был засчитан, что вызвало пробуждение спящей публики, начавшей орать, махать руками и топать ногами. Команды ушли, а стадион не покидал никто. Диктор что-то сказал на грузинском языке, трибуны завелись еще больше, стало совсем неуютно. Даже страшновато! Потерпев еще минут 10, мы сумели прокрасться к выходу и уйти с продолжавшего бушевать стадиона. Мы прошли больше километра, а сзади все доносился гул возмущенных трибун.

Утром мы отправились на почтамт из любопытства мимо посещенного накануне спортивного объекта. Его окружали танки, прочая бронетехника и группы вооруженных военнослужащих. Болельщиков мы не видели. Вероятно, они все же разошлись. «Советский спорт» в отчете о матче лаконично сообщил, что «судейство вызвало вопросы и не способствовало спокойствию трибун».

Мцхета – живописный городок в Грузии, при впадении реки Арагви в Куру, известный со времен написания Лермонтовым поэмы «Мцыри». Из Мцхеты отправились по дороге в сторону монастыря Шио-Мгвиме. Средневековый архитектурный комплекс расположен в 9–10 км к западу от города, в узком левобережном ущелье Куры.

Шли довольно долго. Наконец, монастырь открылся взору. Навстречу нам вышел какой-то человек и предложил испить якобы святой воды. Пить хотелось, и мы ее откушали, хотя и не без сомнений. Она была тепленькой и не очень вкусной.

Я уговорил Володю слазить на соседнюю гору. На вершине ее стоял какой-то дом. Гора не менее 80 метров высотой покрыта густой экзотической растительностью. Склон крутизной в 45 градусов одолевали на четвереньках. Ящерицы разбегались из-под наших рук. Боялись встретить змею. Вскоре наткнулись на тропинку, серпантином поднимающуюся на гору, и благополучно достигли каменных развалин на вершине.

– Если Квист видит гору, то он на нее непременно полезет, – резюмировал Володя. Надо признать, что мой друг попал в точку: фраза обрела пророчество на долгие годы!

На обратном пути к станции из заднего кармана брюк шедшего впереди гражданина что-то выпало. Когда мы поравнялись с находкой (а для кого-то потерей?), то с изумлением увидели на земле толстую пачку денег, перевязанную носовым платком.

– Эй, мужик! Ты деньги обронил!

Человек развернулся, подошел к нам, посмотрел на нас, на пачку денег, снова на нас, поднял пропажу, развернулся и молча пошел своей дорогой.

– Хоть бы «спасибо» сказал, – возмутился Володя.

– Лучше бы по десятке дал. Не обеднел бы!

Много лет спустя со мной повторился подобный случай в аэропорту «Домодедово», но, ознакомленный с разными фокусами мошенников-кидал, я перешагнул через деньги.

– Эй, дорогой, ты деньги обронил, – крикнули мне вслед.

– Нет, что вы, не может быть, –  ответил я и, не оборачиваясь, пошагал дальше.

Музей Сталина в Гори совершенно не запомнился, а вот хинкали (большие грузинские пельмени) на вокзале – это было что-то! Семь или восемь штук, составляющих порцию, лежали в глубокой тарелке, даже можно сказать, в тазике. Сверху они были полностью засыпаны острым красным перцем, который ничем не выдавал их присутствия на дне посуды.

– Как это можно есть? – ужаснулся Володя.

– Нормально, – бодро предположил я и погрузил пальцы в перец в поисках вожделенного пельменя.

Отведав по одному кусочку этого восхитительного лакомства, мы дружно и молча бросились к колонке с водой и долго пили. Хинкали мы съели все. Скажу за себя, они мне даже понравились. Но каждую из них мы тщательно промывали в струе воды. Окружающие поглядывали на нас с сочувствующим непониманием.

Накануне возвращения нас угощал дядя Отари (отец Зури и Нато). Стол снова был неповторим и изыскан, а тосты многочисленны и исключительно глубоки. Мы помянули родственников, мир, дружбу. Выпили за Ленина, за Сталина. Отказаться было невозможно. Как долго с тех пор я ненавидел чачу! Когда мы ехали обратно и ждали поезд на станции метро «300 (Триста) Арагвели» (зоопарка по близости нет, названа в честь грузинских воинов-героев, павших в сражении 1795 года с персами), меня доконала надпись «Спускаться на пути запрещено». Я никак не мог понять, почему нельзя спуститься, если по какой-то причине очень хочется. К счастью, вскоре подошел состав поезда.

– Отличная поездка, – сказал Володя в самолете. – Жаль только, моря не было! Юрмала? Два часа… Это не в счет!

– Договорились, следующим летом едем в Крым!

29 июля 1977 года мы вернулись в Свердловск.