Книга «ШИРОКО ШАГАЯ»
- Обложка
- Содержание
- 1968 г.
- 1977 г.
- 1978 г.
- 1979 г.
- 1980 г.
- 1981 г.
- 1982 г.
- 1983 г.
- 1984 г.
- 1985 г.
- 1986 г.
- 1987 г.
- 1989 г.
- 1990 г.
- 1991 г.
- 1992 г.
- 1993 г.
- 1994 г.
- 1995 г.
- 1996 г.
- 1997 г.
- 1999 г.
- 2000 г.
- 2001 г.
- 2002 г.
- 2004 г.
- 2006 г.
- 2007 г.
- 2008 г.
- 2009 г.
- 2010 г.
- 2011 г.
- 2012 г.
- Условные обозначения
ЕВГЕНИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ
После того, как в пронизанный ветром ноябрьский вечер я потратил уйму времени на покупку в аптеках медикаментов для моих детей, ставших жертвами повальной эпидемии гриппа, успеть в городской туристский клуб на встречу с признанным знатоком Камчатки Е.Г. Зиновьевым, можно было только на такси.
Таких людей, как Евгений Григорьевич Зиновьев, хотя бы по фамилии, знают все в туристской среде Свердловска. Это один из грандов, имя его произносится с трепетным чувством: что ты, САМ Зиновьев. На деле Евгений Григорьевич оказался обыкновенным человеком, не слишком высокого роста, с пышной шевелюрой темных волос, с живым и веселым лицом. Первый раз он собрал рюкзак задолго до того, как родились все участники предстоящего похода. Вместе с легендарным Р. Седовым Зиновьев был, например, на Буордахе в 1961 году, за 10 лет до общепринятого «открытия» данного района ленинградцами под руководством Е. Иорданишвили.
После короткого знакомства Евгений Григорьевич выслушал о намерении посетить известный район Камчатки, лежащий между северной границей Кроноцкого заповедника и рекой Камчатка. Ничего не сказав о предполагаемой нитке, он таинственно намекнул, что есть нечто получше. Развернув изрядно потрепанную схему и вывалив на стол ворох фотографий, он в течение получаса описывал основные впечатления от своих четырех походов по территории, охватывающей северную часть Срединного хребта Камчатки от массива Тылеле до горы Шишель. Если смотреть по карте, то этот район располагается чуть ниже того места, где известный всем со школы «лист» Камчатки крепится к материку.
Увеличить схему маршрута по Северной Камчатке
– Почти неизвестный туристам район, – закончил свое сообщение Е.Г. Зиновьев.
Фотографии и вправду говорили об обетованной земле, лежащей в стороне от больших туристских дорог, о ее математически правильных конусах потухших вулканов, об отвесных скальных бастионах, соединяющих их хребтов, о многокилометровых ледниках и цветущих берегах живописных озер. Вытекающие из этого описания самые разнообразные естественные препятствия, помноженные на абсолютную автономность, в которой предстояло бы здесь действовать группе, не скрою, были особенно заманчивы ввиду планируемого участия нашей команды УПИ в чемпионате СССР 1987 года по спортивному туризму.
Я тщательно высморкался (следствие упомянутой эпидемии) и поинтересовался этической стороной вопроса: Зиновьев, понимаете ли, долгие годы собирает материал по району, а нам представляется возможность снятия сливок с этого молока многолетних исследований.
КАРТА
Перефразируя известное выражение «Вратарь – полкоманды», можно сказать: «Карта – 90% похода». Если ваше путешествие преследует спортивные цели, то как бы ни дружна и весела была группа, как бы ни прекрасны были песни под гитару, треск костра, шум реки и открывающиеся ландшафты, поход все равно оставит неудовлетворение, если из-за плохой карты группа плутала, не находила нужные перевалы, теряла время и не выполнила всю программу путешествия. Речь не идет о том, сколь важна надежная карта для обеспечения безопасности!
Поэтому, наряду с длинными кроссами, субботними футболами и воскресным скалолазанием важное место в подготовке похода заняло составление карты района. В первую очередь я переснял и увеличил в 10 раз самую крупномасштабную, из всех, которые я смог найти, карту СССР (1:2 500 000). Затем я нанес и пронумеровал на ней сетку квадратов со стороной 10 мм. Эта карта выполняла функции основной при создании рабочей схемы масштаба 1: 100 000.
Следующая стадия работы состояла в сборе вспомогательного материала. Наиболее ценная информация была почерпнута из каталога вулканов, ледников, водного кадастра, а также немногочисленных кроки, составленных туристами, ранее побывавшими в этом районе (в основном, схемы Е. Зиновьева). После определения масштабов всех вспомогательных карт и нанесения на них соответствующих координатных сеток, долгими зимними вечерами я приступил к непосредственному составлению рабочей схемы масштаба 1:100000. Для этого на листах ватмана нанес сетку со стороной квадрата 25 мм, пронумеровал их в соответствии с основной картой, а затем последовательно и тщательно заносил в каждый квадрат всю имеющуюся информацию как с основной, так и со всех вспомогательных схем.
Наиболее оптимальная последовательность здесь такова: речная сеть, озера, наледи, ледники, горные вершины, хребты в виде изображения осевых линий водоразделов речной сети, прочая информация, в частности, перевалы, пройденные здесь ранее. Работу я осуществлял в карандаше и лишь по завершении составления всего эскиза, воспользовался тушью. Так сохранившаяся с времен студенчества чертежная доска с рейсшиной на несколько месяцев заняла место на моем рабочем столе и стала главным средством производства. К весне карта была готова. Кстати, по аналогичной методике я составлял карты хребтов Орулган, Сенгилен, Кодар и Корякского нагорья. Все они на практике, за исключением Сенгиленской (в поход туда мы так и не пошли), показали себя хорошо и неизменно вызывали удивление и зависть туристов, попадавшихся нам на маршрутах. Все они поголовно просили выслать копии наших карт.
Конечно, этот кустарный способ не лишен недостатков. Перечислю их.
1. Неравномерность распределения информации. Как правило, у осевых линий хребтов вблизи зон оледенения концентрация сведений значительно выше, чем на расстоянии 10–15 и более км от главных водораздельных хребтов, где удается нанести лишь основную речную сеть. Впрочем, обычно этого достаточно, поскольку нитки маршрутов планируются чаще всего как раз вблизи главного водораздела с его многочисленными пересечениями. Трудности с ориентированием могут возникнуть лишь на подходах.
2. Наличие отдельных неточностей. Они связаны с определенным количеством ошибок, а иногда и противоречий на вспомогательных схемах, встречающихся как в литературных источниках, так и особенно часто в туристских корки. Рекомендуем составлять перечень таких «дискуссионных» мест и стремиться на маршруте уточнять их или, по крайней мере, знать, в каком месте рабочей схемы может содержаться неточность. В связи с последним обстоятельством составлением рабочей схемы должен заниматься участник предстоящего похода, а лучше – руководитель.
3. Колоссальная трудоемкость работы. Это – плата за сокращение ошибок в ориентировании на маршруте и гарантию соблюдения графика движения группы.
ВЕНЕЦИАНСКИЕ МОТИВЫ
29 июня 1987 года весь состав группы покинул борт комфортабельного теплохода Восточно-Камчатской линии и высадился в небольшом поселке Ивашка.
Неповторимый запах моря, крики чаек, яркое солнце и... пятна нерастаявшего снега, лежащие кое-где на улицах поселка, – таковы первые впечатления.
Наш маршрут начинается на Русаковских горячих источниках, что в 80 км от поселка. Несколько девяностоградусных ключей бьют из-под земли, образуют горячую реку и наполняют большой забетонированный бассейн. Настоящий рай для усталого, пропитанного солью путешественника. Но это будет потом... А пока жители поселка, радующиеся жаркому солнцу, сообщают, что «вчера пришла весна, на реках половодье, кое-где наводнения, дорога на источники размыта, проехать невозможно». Они обещают недельки через три «подкинуть» нас на источники:
– Летом на «Ниве» довезу!
– А Сашка в позатом году на источники на «Жиге» проехал!
– Помню, было...
Жизнерадостность неторопливых и обстоятельных, как все северяне, ивашкинцев мы никак не можем разделить и ходим мрачные, словно грозовые тучи. При этом на горизонте видны насмехающиеся над нами остроконечные горы и геометрически правильные вулканы Срединного хребта. Погода столь безоблачна, что можно проследить, по крайней мере, половину предстоящего нам пути.
Ждать мы не можем – в конце концов, каждый из нас просто в очередном отпуске. Но и не отказываться же от похода! Докупаем продукты на те дни, что будем добираться до источников, взваливаем на себя по сорок с лишним килограммов и отправляемся в путь.
Первое препятствие не заставляет себя долго ждать. Это река с совершенно издевательским названием – Сухая. Вернее, не река, просто широченный поток воды, несущийся по лесу. Переправиться без плавсредства невозможно. С самого дна рюкзака приходится доставать детали нашего легкого полиэтиленового тримарана, предназначенного для заключительного восьмидесятикилометрового сплава.
Строительство судна занимает больше трех часов, тогда как сама переправа – считанные секунды, за которые река с дикой мощью подхватывает нашу неповоротливую лохань и без всякой разминки заставляет принимать мгновенные решения, одновременно орудуя веслами. Отделившись от берега, сразу замечаем несущиеся навстречу предательские коряги, казавшиеся с берега так далеко. До встречи с ними надо пристать к противоположному берегу. Бешено лопатим веслами, заглушая истошные команды обычно совершенно невозмутимого и спокойного Игоря. Еще чуть-чуть! Берег близко! Я, держа в одной руке веревку, прыгаю на берег, другой цепляюсь за какой-то куст. Раздается страшный треск, и растение вместе с парой кубометров земли отделяются от берега и плюхаются вместе со мной в воду. Веревка вырывается из руки, обжигает ухо и летит в воду. Я еле-еле выползаю на берег и с ужасом обнаруживаю, что большой палец руки торчит совершенно в обратную сторону. Такие картинки я видел в страшных медицинских учебниках моей жены, но никогда не думал, что так бывает в жизни. Между прочим, абсолютно не больно, но первая мысль ясна: «Поход закончен!». В бессильной злобе бью рукой по ноге и... падаю от совершенно дикой боли. Гляжу на палец: он встал на место! Я успеваю им слегка пошевелить, и он начинает распухать на глазах.
К вечеру рука раздулась до неимоверных размеров, впрочем, так же как и глаз, в который на обеде меня укусила оса (вероятно, не смог вовремя отмахнуться). Зуд и боль были такими, что я потерял аппетит. Серега рекомендовал мне принять на ночь снотворное. Я тут же слопал таблетку. Это был не димедрол, а что-то покруче: я уснул мгновенно, без ужина, а на моем животе, как выяснилось потом, полночи резались в преферанс.
Венецианские мотивы присутствовали во всех пяти незапланированных днях пути. Если не переправа – то болото, не болото – так полноводная протока, по которой шлепаем по колено в воде. Даже то, что раньше было дорогой, сейчас повсеместно исполняет роль временного ручья. Еще три раза строили катамаран, а на серьезной последней переправе через Хухотваям поленились. Решили ограничиться перильной веревкой, благо местность позволяла: на одном берегу был густой лиственничный лес, а на другом – длины веревки хватало до тальниковых зарослей. Леня Алексеев переплыл реку, натянул веревку, и начался цирк. Рано или поздно все переправляющиеся путешественники сметались потоком (главным образом, из-за несанкционированных поперечных колебаний основной веревки) и в нетоварном виде вытаскивались страховкой на противоположный берег. Кое с кого при этом смыло портки! Было довольно весело, но без позора с переправой справился только Баламут – Леха Болотов, причем два раза: вначале со своим рюкзаком, а потом, переплыв обратно, и с Ленкиным. Время мы не сэкономили, а вещички слегка подмочили.
КОЛЬЦО
Запоздалая весна и небывалое количество снега, создавшие сложности на переправах, в какой-то степени, на первых порах, облегчили движение в горах. Все бергшрунды были надежно забиты снегом и не представляли опасности. Но через несколько дней массы снега стали раскисать, и движение по насту сменилось пробиванием глубоких траншей.
Трехдневное кольцо в массиве Тылеле запомнилось удивительной ночевкой у одинокого скального останца на узкой седловине перевала Русаковский Центральный, отороченной с обеих сторон изящными нитями подгорных трещин. Поднявшись сюда, мы столкнулись с неожиданностью, характерной, впрочем, как мы поняли в дальнейшем, для Срединного хребта, – на западе, откуда мы шли, не было никакой облачности, а за перевалом – сплошной океан тумана, над которым, словно приведение, возвышался отвесный со всех сторон скальный бастион Тылеле. Было всего четыре часа дня, но мне необъяснимо не хотелось круто спускаться в этот белый жутковатый сумрак.
После непродолжительного обсуждения долго топтали площадку под нашу шатровую палатку «Зима» возле скального сброса.
– Пофотографируем на закате, – был мой главный аргумент.
Вечером действительно начались чудеса. Солнце уходило на отдых, прячась в водах Охотского моря. Днем берег был неразличим. Предгорная тундра где-то переходила в морскую гладь. Глаза не находили этого рубежа. На закате лучи солнца отражались только от морской глади: была видна граница ослепительно янтарной воды и скромной темно-зеленой тундры. Постепенно цвет моря менялся на оранжевый, розовый, красный, темно-красный, и, наконец, море, берег, тундра и горы покрылись дрожащей пеленой бесшумной ночи. Утром мы словно очутились в кино, в котором виденное нами прокручивали в обратном порядке. Над огромной удивительной страной из вод Тихого океана поднималось солнце. Над Землей начинался новый день. Сверху отлично виден горизонт нашей хрупкой планеты. Что несет ей этот новый день?
РУСАКОВСКИЕ ЭПИГРАММЫ СЕРГЕЯ РАЗБОРОВА
В РАЙСКОЙ КУЩЕ
Акклиматизационное кольцо завершено. Завтра с тяжелыми рюкзаками пойдем на маршрут. А сегодня – дневка. Я проснулся от шума звонких шлепков по голому телу. На соседней кровати в нашем номере дома отдыха (барак на несколько комнат с выбитыми стеклами) «Русаковские горячие источники» лежал Леня Алексеев и одновременно делал три дела: отгонял комаров, что-то бормотал и продолжал спать. В теплом спальнике я бешено вспотел, пора было окунуться в знаменитейший источник, и я направился в бассейн, оборудованный внутри деревянного сарайчика.
После завтрака дом отдыха стал напоминать нечто среднее между лазаретом и швейным ателье. Все участники чемпионата СССР ходили на стертых полусогнутых ногах и клянчили друг у друга иголки, ножницы, нитки. Каждые час-полтора экспедиционеры, покряхтев, приходили к выводу о неизбежности немедленного принятия ванны. Рекордсмены помылись в этот день по восемь раз.
Суперфинал по преферансу шел настолько вяло (за три часа никто не сыграл больше, чем семерную), что его участники начали клевать носом. От Лехи поступило дельное предложение: бросить и пойти помыться.
После ужина все разбрелись по своим каютам собирать рюкзаки, читать книги, писать дневники и спать. Сережа Бакин удивил меня больше всех: он взял тряпку, намочил ее и вымыл пол в своей комнате!
ОШИБКА ВЕКА
После дневки нам предстояло перейти вброд реку Русакову, перевалить через горы Ныгытырнан и двигаться дальше на юг. Горячие Русаковские источники, ставшие нам уже почти родными, покидать не хотелось. Тем более почти прямо напротив них требовалось лезть в бурную холодную реку. Брод удался с трудом двумя стенками по четыре человека.
Солнце жарило вовсю. Облаков не наблюдалось. Снег таял на глазах. В таких условиях мы поднялись на плоские столовые горы Ныгытырнан. И вот здесь, на этих нагретых солнцем камнях я утратил бдительность, расслабился, забыл о наличии промежуточной долины и потащил всю команду мимо цели. Свою ошибку я с ужасом понял часа через три, когда долина ручья, имевшая до этого приблизительно восточную ориентацию (такую же, как и нужный нам Иэтваям), вдруг не завернула круто на север! Меня прошиб холодный пот.
– Черт побери, мы, кажется, заблудились, – сказал я, сбрасывая рюкзак.
– Давненько влево забираем, – согласился Разборыч.
Оказывается, мою ошибку все заметили почти сразу.
– Чего же молчите? – недоумевал я.
– Думали, так надо, – сказал Серега Симаков. – И потом, видимость сто на сто километров, никому и в голову не могло прийти, что ты ошибешься…
– Все, отбой, – сообщил я, поозиравшись по сторонам.
– Рано еще. Не все ходки вышли, – заметил Леха Болотов.
– Беру тайм-аут, не знаю, что делать, – признался я.
Остается надеяться, что мы утопали не слишком далеко и нужная нам долина располагается за соседним хребтом. Хорошо то, что напротив нас в нем находится приличное понижение. Его я сразу назвал перевалом Переправа, потому что слева от него располагается массивная гора под названием Паром.
Утро принесло новые разочарования. По ту сторону Переправы тек дохленький ручеек, который мог быть Иэтваямом только в самом счастливом сне. Наверно, он был притоком Иэтваяма, но, как назло, говорливо бежал не навстречу ему, а куда-то далеко вбок. Приходится перелезать еще через один отрог, по высоте никак не уступающий Переправе и настолько крутой в нижней части, что на двести метров подъема с дрожью в коленях уходит полтора часа, включающих оказание медицинской помощи ободравшемуся Гоге.
Во всей этой истории чудовищно обидны три обстоятельства: мы теряем время, которого после непредвиденного похода до источников и так осталось в обрез; мы накручиваем лишние километры и сотни метров высоты с максимально тяжелыми рюкзаками и, наконец, тратим на дни бездарного плутания идеальную солнечную погоду, столь редкую на Северной Камчатке. Чертовски досадно…
УРАГАН
Расстояние, отделяющее Берингово море от Охотского на севере Камчатки, не превышает двухсот километров. Морские ветры перегоняют над перешейком огромные массы воздуха, что гарантирует неустойчивость погоды. Лишь стена Срединного хребта в какой-то степени противостоит этому разгулу. И вот необычно долгая хорошая погода испортилась в самый неподходящий момент. 13 июля (кстати, о приметах, – еще и понедельник) во время сложного траверса вулкана Острого ураганный ветер принес мокрый снег. Все обледенело – от скал и камней до нас самих. Часа два удавалось скрываться от ветра за появляющимся временами в белой мгле соседним отрогом и продолжать подъем. Настала необходимость пересечь прикрывающий нас гребень. Тихоокеанский ветер, наполненный кусками снега и льда, свалил с ног первого участника. Идти вверх невозможно. Прижавшись друг к другу и закрывшись полиэтиленовым тентом, готовым разлететься в клочья в любую минуту, сидим на рюкзаках на крохотной обледенелой площадке, только что вырубленной нами под прикрытием небольшой скалы. Готовим обед, хотя еще рановато. Примус, журчащий на коленях дежурных, создает под полиэтиленом специфически пахучее влажное тепло. Ждем, ждем, ждем... Становится все холоднее, уже начинаем стучать зубами. Холод подавляет активность, разливая по телу томную лень. Очередной порыв ветра сначала рвет несколько оттяжек тента, а затем швыряет под него пару ведер мокрого снега.
– Мне кажется, с этого начинается замерзание в горах, – говорит Шурик.
Такой финал несколько не соответствует нашим планам. Сбрасываем с себя тент, который уже давно не греет, а вместе с ним пытаемся скинуть оцепенение. Дрожа, начинаем спускаться вниз. Помнится, где-то в получасе есть сносное место для лагеря. Делаем высокую снежную стену, обвязываем тент веревками и начинаем отсидку. 
«Еще бы неизвестно, чем все закончилось, будь ветерок посильнее да дождик повеселее, – записал Рафинад в общественном дневнике. – Потрудились на славу, а теперь сидим и слушаем хлопанье тента. Все мокрые и замерзшие. Принято решение сидеть, не рыпаться и ждать улучшения погоды. Правильное, но запоздалое решение. Перестаю понимать начальника: Квист, как и раньше, всех выслушивает, но теперь делает все по-своему. Боюсь, этот урок не пойдет ему на пользу».
Нам с Рафинадом не повезло и в другом. Пришла наша очередь дежурить, а, значит, придется спать в «морозильнике». Это название получил ужасно тесный полутораспальный мешок (экономия веса, будь она неладна!), в котором спят сменные дежурные. Точнее, не спят, а мучаются, в то время как остальные нежатся в трехместных конвертах.
Вторую ночь подряд плохо сплю из-за неистового шквала ветра и снежных зарядов, выстреливаемых по палатке. Конца непогоде не видно. Ловлю себя на том, что начинаю мириться с нашим положением, которое с каждым часом ворует у нас время, необходимое на прохождение маршрута, основная часть которого еще впереди. Прикидывание вариантов, дней, километров и скоростей натирает мозоли на немногочисленных извилинах мозга. Мысли постепенно переходят все же на намеченный завтра финал чемпионата отсидки по преферансу, и, наконец, лишь под утро я засыпаю.
Где–то солнце ярко светит,
Где–то стряпают пирог,
Кто–то, может, водку хлещет…
Всем, конечно, невдомек,
Что у нас свои заботы:
Как же кончится денек?
Ждем от моря мы погоды,
Есть ли Бог, в конце концов ?
За палаткой ветер свищет,
Не видать кругом ни зги.
Мы сидим вторые сутки,
Примостившись у скалы.
Спим, едим, играем в карты,
Кто листает «Крокодил»,
Кто втихушку жрет галеты,
Про других уж помолчим…
Я пишу, уткнувшись в строки,
Подбираю рифму к ним.
Чем окончатся все сроки,
Про которые молчим?
Отдыхал бы лучше в Сочи,
Коньячок армянский пил,
Грел пупок на солнцепеке –
Вот бы классно дни прожил!
Кажется, тут же поэт Разборов хватает меня за голову, трясет и кричит, что ветер все еще силен, но сменил направление и разогнал тучи. Не может быть! Уж не продолжение ли это отсидочного сна? Выскакиваю – точно! Какая удача. К черту преферанс! Скорее в путь! Через два часа – вершина...
НАШ ТУРИЗМ
Обидно, но спортивный туризм – жертва своего названия, жертва многогранности термина «турист». Подавляющее большинство людей имеет о туристах традиционное представление. Это – или бодрые весельчаки, шумящие воскресным вечером в пригородной электричке; или экскурсанты, прибывшие на запыленном автобусе из соседнего города; или, хуже того, орда пьяных дебоширов, выходящая из леса. Передачу о подобных, названных «туристами», я видел вчера даже по телевизору. А спортивный туризм, к сожалению, – одна из наименее известных форм его проявления. 
Наша группа в какой-то степени отличается даже от стереотипа самодеятельного туриста. Мы не слишком мрачные, но гитара – лишний вес, а, главное – исключительно негабаритный предмет. Вместо романтичного костра в большинстве случаев нудно гудит закопченный примус, так как кругом только скалы, лед да каменные россыпи. Спать мы стараемся ложиться не позже десяти, если, конечно, позволяет преферанс.
Наш туризм – это особый образ жизни, это проявление дружбы, не характерной ни для каких других условий. Это – спорт, в котором один арбитр – Природа. А этот судья не дает сигналов на перерыв и окончание игры. Наши поражения не сопровождаются свистом трибун, а победы тонут в тишине гор.
ОСТРЫЙ, ИТКТУНУП, ХУВХОЙТУН
На вулкане Остром сняли записку Толика Бабенко, а в 150 метрах к западу-юго-западу Баламут отковырял во льду Послание Евгения Григорьевича Зиновьева от 1984 года. Он в тумане чуть-чуть не достиг вершины!
На спуске развили скорость 6 км/час и в этот же день залезли на Итктунуп – красивый вулкан исключительно правильной формы с замерзшим озером в кратере.
За четыре дня мы пролетели сто километров, включая пять перевалов и два вулкана. Кругом ни единой травинки: только снег, лед, камни и пепел. И ходьба, ходьба, ходьба… именно в эти дни мы наверстали отставание и заложили главный кирпич в победу на чемпионате СССР по спортивному туризму 1987 года.
Хувхойтун – это не ругательство, а название самого высокого вулкана в этом районе. Кстати, на вулкан он не слишком похож. Некое подобие громадного наклоненного к востоку кратера, можно при желании усмотреть, находясь на вершине. Подъем заставил попотеть, пришлось по очереди топтать глубокий раскисший снег. На вершине можно притулиться только на крохотном каменном островке, посреди глубокого мокрого снега, да и то исключительно стоя.
МЕДВЕДИ И БЕНЗИН
Нагромождения лавы Озерновского потока, в которой застыла мощь прошлых времен и где блуждающий ветер рождает неземную мелодию, подарили нам много запомнившегося. 
Эта парочка, увиденная еще издалека, была, кажется, двадцать первым и двадцать вторым медведями, повстречавшимися нам на маршруте. Все предыдущие удирали, не разбирая дороги, что как-то не вязалось с их званием хозяев здешних мест, а на гостеприимство не содержало и намека. И на этот раз более крупный и темный самец пустился наутек. Подруга же его оказалась то ли смелее, то ли любознательнее, то ли глупее (каждый остался на этот счет при своем мнении). Во всяком случае, медведица бодро побежала навстречу мирно шагающему впереди Шурику. Наверное, она решила поиграть, но Сане почему-то этого не захотелось. Его дикие крики и злобное размахивание ледорубом остановили искательницу приключений метрах в пяти. Потом медведица недовольно фыркнула и, не скрывая своего разочарования, церемонно направилась в сторону расположенного поодаль валуна, за котором виднелась морда ее более предусмотрительного друга.
Накануне у нас кончился бензин. Не то чтобы мы его не рассчитали, просто граница леса оказалась чуть ниже, а отсидки чуть длиннее. Изначально решили не слишком экономить, а уж если кончится, то в конце похода тащить дрова. Убежден, что это лучше, чем дрожать над каждой каплей, а после похода искать, куда бы его слить в населенном пункте. Бывает подобное и с продуктами (укор завхозам). Не так ли? В общем, собираем дрова среди лавы. И вдруг – такое бывает, вероятно, один раз в жизни – на нашем пути стоит мятая брошенная бочка! С бензином! Уж не бесхозяйственность ли лавового потока извергла сие дитя цивилизации из чрева Земли?
Пока мы отливали бензин, Леха с Ленчиком рядом наткнулись еще и на металлический контейнер. Такие иногда встречаются в местах миграции оленеводов. В них содержится запас простейших продуктов. Зачем такой контейнер в лавовом потоке, остается загадкой. Тем не менее на сахар был объявлен коммунизм, и Баламут принялся разводить в каске тесто. В обед настряпали лепешек. Жизнь стала совсем другой. На послеобеденный перевал летели как на крыльях.
ФОРТУНА
Последние перевалы берутся с ходу, со стороны – даже с легкостью. Они мелькают как в калейдоскопе, мешаются в голове, подкрадывается пресыщение. Близкое завершение похода ожидается нами как самое его счастливое мгновение.
Вот уже несколько дней любой разговор незаметно скатывается к кулинарной теме. Любая каша фантастически вкусна. Почему мы не едим ее дома? А пакетный суп... Есть ли что-нибудь прекраснее? Вот приеду домой, сварю суп густо-густо, и наемся!
...На леднике Левый Еловский была организована полудневка для обследования возможных перевалов в верховьях ледника через отроги горы Шишель. На следующий день, в зависимости от погодных условий (а они явно ухудшались), решили либо просто перевалить на запад, либо предварительно совершить траверс вулкана Шишель и прохождение перевала, отделяющего этот вулкан от одноименной горы.
Утро. Видимость 50 м. Оценив расстояние до основания перевала, начинаем подъем к нему. Игорь понесся вперед, а я плелся в хвосте. Он повел нас на перевал несколько странным траверсом, но меня смутила его непоколебимая уверенность. Народ стал роптать, что, дескать, не туда идем. Мне показалось, что ошибка наша не очень уж велика. Теперь я оказался жертвой одного из главных достоинств нашей группы – скорости! На третий переход я возглавил шествие и решил идти просто на запад, переваливая в любой точке, что было возможно по данным вчерашней разведки. Но на запад никак не получалось! Гребень упрямо шел на юг. Я был полностью одурачен, особенно в тот момент, когда справа вдруг на мгновение показалась каменная балда Шишеля. Что за чертовщина? С этой стороны увидеть его никак не ожидал. Кто-то выдвинул дикую, на первый взгляд, идею, что мы поднимаемся на вулкан Шишель! Однако, как ни дика она была, но ведь разом все объясняла. Некоторое время я просто глуповато продолжал идти вверх по гребню, потому что не знал, что делать. Постепенно до сознания медленно стало доходить, что мы действительно лезем на главную вершину вулкана в полном соответствии с планом-максимум. Лишь здесь я понял, какую удачу несет нам судьба! Решиться на такое умышленно в это скользкое туманное утро я не смог бы из-за непогоды и дающей о себе знать усталости.
С вулкана, в двух небольших кратерных озерах которого барахтались эффектные голубые айсберги, спускаемся по гребню на перемычку. В том месте, где она становится небезопасно острой, складываем тур. Это – перевал Фортуна.
– Дуракам везет, – резюмирует Корж.
Водные приключения сухопутных волков
Идти пешком нет сил: вдоль реки высокотравье, скрывающее нас с головами. Сплошные падения: местность ухабистая, а куда ставить ногу, совершенно не видно. Как назло еще прошел дождь, и мы теперь ползем, насквозь мокрые. Ширина реки, журчащей слева, достигла метров восьми. Решили строить катамаран.
Весла готовы, а жерди на раму бракуются Гогой с Рафинадом. Рубим новые. Кончились веревки для подвязывания баллонов, в дело идут шнурки, тесемки от рюкзаков и, наконец, толстые нитки из ремнабора. Спускаем судно на воду, средний баллон подворачивается. Рафинад клянет хваленые крепления чехлов. Один баллон (а они у нас сделаны из полиэтиленовых труб, которыми по весне затариваются садоводы) очень сильно травит. Меняем его на запасной. Отходим.
Река сразу же раздваивается: каждая из проток чуть шире нашей лохани. Командир Гога кричит срывающимся голосом. Ничего не понятно. Не удается вписаться ни в левую, ни в правую протоки. Ударяемся в корягу, лежащую на мысе, катамаран разворачивается и затягивается в завал. Крен жуткий, с трудом отгребаемся. Впереди тупик. Переносим корыто на руках. Снова плывем. Баламут на ходу ловит за жабры полудохлую рыбу, Ленчик пытается повторить его подвиг, но проваливается в воду между баллонов, которые немедленно смыкаются над его головой. Леню удается спасти, но в это время слышим треск. Чехол бокового баллона за что-то зацепился и порвался, баллон лопнул. Правый борт сидит в воде. Становимся на ремонт и ночлег. Прошли километра полтора!
На следующее утро меняем командира. Рафинад располагается слева на носу, именно там, где он привык сидеть на шоферском месте в своем длинномерном «Икарусе» 23-го маршрута. Ошибки имеют место, но дело идет спокойнее.
Вскоре после обеда на необитаемом островке впали в какую-то реку. Вероятно, это Пирожникова. Течение моментально успокоилось, Разборыч развернул снасти и, усевшись на корму, принялся рыбачить. Приключения на том собственно и кончились.
ИТОГИ
Северная Камчатка малоизвестна туристам, но набор естественных препятствий, полная автономность, в которой действует группа, и, наконец, интереснейшие объекты природы, позволяют предположить большое туристское будущее этого уголка нашей Родины. Горячие источники, шпили, башни остроконечных вершин, застывшие лавовые потоки, кратерные озера, многоцветная благоухающая тундра – вот короткий перечень того, что поджидает здесь путешественников. А еще тут нетрудно отыскать идеальные морские пляжи, огромные ледники, прекрасные камчатские леса-тальники.
Основное протяженное препятствие на подходах – растительный покров. Для восточных склонов наиболее характерен лес, перемежающийся с высокотравьем, скрывающим все неровности почвы. Для западных склонов наряду с перечисленным, весьма частым препятствием является заболоченная тундра – вязкие участки, покрытые ерником и окруженные водой.
По мере поднятия в горы для долин и рек характерно наличие труднопроходимых зарослей ольхового и кедрового стлаников, занимающих все дно долины и часть прилегающих склонов. Причем для данной зоны характерно почти полное отсутствие бечевника – галечной отмели, тянущейся вдоль русла реки.
Вы счастливые люди, если часа за два вам удастся пройти хотя бы 1 км среди частокола стволов стланика. Но все равно оглядите себя: ваша одежда ободрана, вы исцарапаны, пальцы надежно склеены кедровой смолой. Чтобы избежать камчатского стланика, не стоит даже пренебрегать лишним перевалом. 
Выше стланика – осыпи, снежники и ледники. О последних стоит поговорить особо. Ледников на Северной Камчатке очень много. Несомненно, кого-то удивит, что здешние морозильники в длину достигают 11 км, а площадью превосходят 35 км2. Снег на ледниках концентрируется, в основном, лишь у оснований крутых участков, закрывая тем самым подгорные трещины. В таких местах требуется движение в связках. На крутых участках ледников снег не задерживается – здесь фирновый лед с шероховатой поверхностью, заставляющий использовать «кошки». На открытых пологих полях ледников снега также не очень много. Отсюда он сдувается ветром. Для таких участков, имеющих значительную протяженность, свойственен тонкий слой сыпучего фирнового снега толщиной до 15 см. Такой снег не скрывает отдельных трещин в теле ледника.
Из локальных препятствий на первый план могут выйти переправы. В условиях как дождливой, так и солнечной погоды, заставляющей таять обширные снежники и могучие ледники, реки очень часто выходят из берегов и несут огромные массы талой воды. Ширина рек или их отдельных рукавов может достигать 30 и более метров при скорости течения до 3 м/с и глубине свыше 1 м. Навесная переправа проблематична, надежных точек закрепления веревки может не оказаться. Гарантией переправы, а, следовательно, и выполнения намеченной программы путешествия является наличие какого-либо плавсредства. В противном случае неожиданный паводок вынудит группу искать переправу где-то выше по течению, что может значительно отклонить туристов от нитки маршрута.
Многообразие форм рельефа создает разнообразие перевалов и вершин – от травянистых до скально-ледовых, от некатегорийных до 2Б категории сложности. Сложность ряда вершин, еще ожидающих своих покорителей, таких, как Тылеле, Шишель и другие, еще выше. Кроме «классических» перевалов с крутыми взлетами и узкими седловинами в районе нередко встречаются нетипичные «аэродромные» перевалы – крутые подъемы с обеих сторон выводят путников на громадные плоские плато. Много резко асимметричных перевалов, имеющих с одной стороны примитивный, усыпляющий бдительность склон, а с другой – совершенно неожиданно крутые скальные обрывы. Подобная крутость характерна для восточных и южных склонов. На них же зачастую сохраняются и снежные карнизы.
Тактические возможности построения маршрута несколько ограничены необходимостью преодоления значительных расстояний, отделяющих туристские объекты, сосредоточенные вблизи осевой линии Срединного хребта, от населенных пунктов. В районе логично использовать линейные маршруты с незначительной долей радиальных выходов, которые целесообразно проводить в начале похода. Это способствует в какой-то мере акклиматизации и позволяет несколько сократить путь с наиболее тяжелыми рюкзаками. Для полноценного отдыха на дневки следует спускаться ниже границы леса. Путешествие несколько облегчается физически, если оно завершается сплавом по одной из рек района. Сложность его не выше второй категории для рек западных склонов и третьей – для восточных.
Горячие источники, горы, леса, озера и вулканы Северной Камчатки ждут путешественников!
ТИГИЛЬ
Наш маршрут, за исключением трехдневного кольца в начальной части, был линейным. Его протяженность превысила 500 км. На тридцатый день пути, не повстречав никого, кроме двух дюжин медведей, мы пришвартовались к мосткам поселка Тигиль.
Традиционные вопросы и недоумение местных жителей: «Кто это без ружья? Как это без рации? Да кто ж вам платит?». И, наконец: «Какие вы туристы – ни гитары, ни девушек!». Пытаемся объяснить, что звери не нападают и что никто не платит ни копейки. А вот рация нам, конечно, не помешала бы. Гордо отмечаем, что благодаря (если это слово здесь уместно) ее отсутствию тысячи туристов-спортсменов, путешествующие в двухстах-трехстах километрах от населенных пунктов, находятся в условиях несравненно большей автономности, чем даже те отважные, что идут, например, к Северному полюсу. Посторонняя помощь к нам сможет прийти только после истечения контрольного срока...
Ветер гнал пожухлые листья по главной улице Тигиля. Приближалась осень. Наше знакомство с Камчаткой заняло все короткое северное лето. Вокруг было красиво и торжественно. Впрочем, тогда нам было не до романтики. Мы стремились лишь к конкретной цели и, расспрашивая дорогу, быстро шли к столовой: до ее закрытия оставалось 40 минут.